“СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ”, повесть, имеющая подзаголовок “Чудовищная история”. При жизни Булгакова не публиковалась. Впервые: Студент, Лондон, 1968, №№ 9, 10; Грани, Франкфурт, 1968, № 69; Булгаков М. Собачье сердце. Лондон, Flegon Press, 1968. Впервые в СССР: Знамя, 1987, № 6. Авторская дата на машинописи С. с.: “январь – март 1925 года”. Повесть предназначалась для альманаха “Недра”, где ранее были опубликованы “Дьяволиада” и “Роковые яйца”. Редактор “Недр” Николай Семенович Ангарский (Клестов) (1873-1941) торопил Булгакова с созданием С. с., рассчитывая, что оно будет иметь не меньший успех среди читающей публики, чем “Роковые яйца”. 7 марта 1925 г. автор читал первую часть С. с. на литературном собрании “Никитинских субботников”, а 21 марта там же – вторую часть повести. Один из слушателей, М. Я. Шнейдер, следующим образом передал перед собравшимися свое впечатление от С. с.: “Это первое литературное произведение, которое осмеливается быть самим собой. Пришло время реализации отношения к происшедшему” (т. е. к Октябрьскому перевороту 1917 г.). На этих же чтениях присутствовал внимательный агент ОГПУ, который в донесениях от 9 и 24 марта оценил повесть совсем иначе: “Был на очередном литературном “субботнике” у Е. Ф. Никитиной (Газетный, 3, кв. 7, т. 2-14-16). Читал Булгаков свою новую повесть. Сюжет: профессор вынимает мозги и семенные железы у только что умершего и вкладывает их в собаку, в результате чего получается “очеловечение” последней. При этом вся вещь написана во враждебных, дышащих бесконечным презрением к Совстрою тонах:
1). У профессора 7 комнат. Он живет в рабочем доме. Приходит к нему депутация от рабочих с просьбой отдать им 2 комнаты, т. к. дом переполнен, а у него одного 7 комнат. Он отвечает требованием дать ему еще и 8-ю. Затем подходит к телефону и по № 107 заявляет какому-то очень влиятельному совработнику “Виталию Власьевичу” (?) (в сохранившемся тексте первой редакции С. с. этот персонаж назван Виталием Александровичем (в последующих редакциях он превратился в Петра Александровича); вероятно, осведомитель со слуха неправильно записал отчество влиятельного покровителя. – Б. С.), что операции он ему делать не будет, “прекращает практику вообще и уезжает навсегда в Батум”, т. к. к нему пришли вооруженные револьверами рабочие (а этого на самом деле нет) и заставляют его спать на кухне, а операции делать в уборной. Виталий Власьевич успокаивает его, обещая дать “крепкую” бумажку, после чего его никто трогать не будет.
Профессор торжествует. Рабочая делегация остается с носом. “Купите тогда, товарищ, – говорит работница, – литературу в пользу бедных нашей фракции”. “Не куплю”, – отвечает профессор.
– Почему? Ведь недорого. Только 50 коп. У Вас, может быть, денег нет?
– Нет, деньги есть, а просто не хочу.
– Так значит Вы не любите пролетариат?
“Да, – сознается профессор, – я не люблю пролетариат”.
Все это слушается под сопровождение злорадного смеха никитинской аудитории. Кто-то не выдерживает и со злостью восклицает: “Утопия”.
2). “Разруха, – ворчит за бутылкой Сэн-Жульена тот же профессор. – Что это такое? Старуха, еле бредущая с клюкой? Ничего подобного. Никакой разрухи нет, не было, не будет и не бывает. Разруха – это сами люди. Я жил в этом доме на Пречистенке с 1902 по 1917 г. пятнадцать лет. На моей лестнице 12 квартир. Пациентов у меня бывает сами знаете сколько. И вот внизу на парадной стояла вешалка для пальто, калош и т.д. Так что же Вы думаете? За эти 15 л. не пропало ни разу ни одного пальто, ни одной тряпки. Так было до 24 февраля, а 24-го украли все: все шубы, моих 3 пальто, все трости, да еще и у швейцара самовар свистнули. Вот что. А вы говорите разруха”. Оглушительный хохот всей аудитории.
3). Собака, которую он приютил, разорвала ему чучело совы. Профессор пришел в неописуемую ярость. Прислуга советует ему хорошенько отлупить пса. Ярость профессора не унимается, но он гремит: “Нельзя. Нельзя никого бить. Это – террор, а вот чего достигли они своим террором. Нужно только учить”. И он свирепо, но не больно, тычет собаку мордой в разорванную сову.
4). “Лучшее средство для здоровья и нервов – не читать газеты, в особенности же “Правду”. Я наблюдал у себя в клинике 30 пациентов. Так что же вы думаете, не читавшие “Правды” выздоравливают быстрее читавших”, и т. д., и т. д. Примеров можно было бы привести еще великое множество, примеров тому, что Булгаков определенно ненавидит и презирает весь Совстрой, отрицает все его достижения.
Кроме того, книга пестрит порнографией, облеченной в деловой, якобы научный вид. Таким образом, эта книжка угодит и злорадному обывателю, и легкомысленной дамочке, и сладко пощекочет нервы просто развратному старичку. Есть верный, строгий и зоркий страж у Соввласти, это – Главлит, и если мое мнение не расходится с его, то эта книга света не увидит. Но разрешите отметить то обстоятельство, что эта книга (1-я ее часть) уже прочитана аудитории в 48 человек, из которых 90 процентов – писатели сами. Поэтому ее роль, ее главное дело уже сделано, даже в том случае, если она и не будет пропущена Главлитом: она уже заразила писательские умы слушателей и обострит их перья. А то, что она не будет напечатана (если “не будет”), это-то и будет роскошным им, этим писателям, уроком на будущее время, уроком, как не нужно писать для того, чтобы пропустила цензура, т. е. как опубликовать свои убеждения и пропаганду, но так, чтобы это увидело свет. (25 / III – 25 г. Булгаков будет читать 2-ю часть своей повести).
Мое личное мнение: такие вещи, прочитанные в самом блестящем московском литературном кружке, намного опаснее бесполезно-безвредных выступлений литераторов 101-го сорта на заседаниях “Всероссийского Союза Поэтов””. О чтении Булгаковым второй части С. с. неизвестный осведомитель сообщил гораздо лаконичнее. То ли она произвела на него меньшее впечатление, то ли посчитал, что главное уже сказано в первом доносе:
“Вторая и последняя часть повести Булгакова “Собачье сердце” (о первой части я сообщил Вам двумя неделями ранее), дочитанная им на “Никитинском субботнике”, вызвала сильное негодование двух бывших там писателей-коммунистов и всеобщий восторг всех остальных. Содержание этой финальной части сводится приблизительно к следующему: Очеловеченная собака стала наглеть с каждым днем, все более и более. Стала развратной: делала гнусные предложения горничной профессора. Но центр авторского глумления и обвинения зиждется на другом: на ношении собакой кожаной куртки, на требовании жилой площади, на проявлении коммунистического образа мышления. Все это вывело профессора из себя, и он разом покончил с созданным им самим несчастием, а именно: превратил очеловеченную собаку в прежнего, обыкновенного пса.
Если и подобно грубо замаскированные (ибо все это “очеловечение” – только подчеркнуто-заметный, небрежный грим) выпады появляются на книжном рынке СССР, то белогвардейской загранице, изнемогающей не меньше нас от книжного голода, а еще больше от бесплодных поисков оригинального, хлесткого сюжета, остается только завидовать исключительнейшим условиям для контрреволюционных авторов у нас”. Такого рода сообщения наверняка насторожили инстанции, контролировавшие литературный процесс, и сделали неизбежным запрет С. с.
Люди, искушенные в литературе, повесть хвалили. Например, 8 апреля 1925 г. писатель Викентий Вересаев (Смидович) (1867-1945) писал поэту Максимилиану Волошину (Кириенко-Волошину) (1877-1932): “Очень мне приятно было прочесть Ваш отзыв о М. Булгакове... юмористические его вещи – перлы, обещающие из него художника первого ранга. Но цензура режет его беспощадно. Недавно зарезала чудесную вещь “Собачье сердце”, и он совсем падает духом”. 20 апреля 1925 г. Ангарский в письме Вересаеву сетует на то же самое – сатирические произведения Булгакова проводить “сквозь цензуру очень трудно. Я не уверен, что его новый рассказ “Собачье сердце” пройдет. Вообще с литературой плохо. Цензура не усваивает линию партии”. Старый большевик Ангарский здесь притворяется наивным. На самом деле в стране начиналось постепенное ужесточение цензуры по мере укрепления власти И. В. Сталина. Сыграла роль и реакция критики на предыдущую булгаковскую повесть “Роковые яйца”, рассматриваемую как антисоветский памфлет. 21 мая 1925 г. сотрудник “Недр” Б. Леонтьев послал Булгакову очень пессимистическое письмо: “Дорогой Михаил Афанасьевич, посылаю Вам “Записки на манжетах” и “Собачье сердце”. Делайте с ними, что хотите. Сарычев в Главлите заявил, что “Собачье сердце” чистить уже не стоит. “Вещь в целом недопустима” или что-то в этом роде”. Однако Н. С. Ангарский, которому С. с. очень нравилось, решил обратиться на самый верх – к члену Политбюро Льву Борисовичу Каменеву (Розенфельду) (1883-1936). Через Б. Леонтьева он просил Булгакова направить рукопись С. с. с цензурными исправлениями Каменеву, отдыхающему в Боржоми, с сопроводительным письмом, которое должно быть “авторское, слезное, с объяснением всех мытарств...” 11 сентября 1925 г. Леонтьев написал Булгакову о неутешительном исходе этой последней попытки добиться публикации С. с.: “Повесть Ваша “Собачье сердце” возвращена нам Л. Б. Каменевым. По просьбе Николая Семеновича он ее прочел и высказал свое мнение: “это острый памфлет на современность, печатать ни в коем случае нельзя””. Леонтьев и Ангарский упрекали Булгакова, что тот послал Каменеву неправленый экземпляр: “Конечно, нельзя придавать большого значения двум-трем наиболее острым страницам; они едва ли могли что-нибудь изменить в мнении такого человека, как Каменев. И все же, нам кажется. Ваше нежелание дать ранее исправленный текст сыграло здесь печальную роль”. Последующие события показали неосновательность подобных опасений: причины запрещения С. с. были куда фундаментальнее, чем несколько невыправленных или выправленных в соответствии с цензурными требованиями страниц. 7 мая 1926 г. в рамках санкционированной ЦК кампании по борьбе со “сменовеховством” (см.: “Под пятой”) в квартире Булгакова был произведен обыск и конфискована рукопись дневника писателя и два экземпляра машинописи С. с. Лишь три с лишним года спустя конфискованное при содействии Максима Горького (Алексея Максимовича Пешкова) (1868-1936) было возвращено автору.
Фабульно С. с., как и “Роковые яйца”, восходит к произведениям знаменитого английского писателя-фантаста Герберта Уэллса (1866-1946), на этот раз – к роману “Остров доктора Моро” (1896), где профессор-маньяк в своей лаборатории на необитаемом острове занимается созданием хирургическим путем необычных “гибридов” людей и животных. Роман Г. Уэллса был написан в связи с ростом движения противников вивисекции – операций над животными – и их убийством в научных целях. У Булгакова добрейший профессор Филипп Филиппович Преображенский проводит эксперимент по очеловечению милого пса Шарика и очень мало напоминает героя Уэллса. Однако эксперимент оканчивается провалом. Шарик воспринимает только худшие черты своего донора, пьяницы и хулигана пролетария Клима Чугункина. Вместо доброго пса возникает зловещий, тупой и агрессивный Полиграф Полиграфович Шариков, который, тем не менее, великолепно вписывается в социалистическую действительность и даже делает завидную карьеру: от существа неопределенного социального статуса до начальника подотдела очистки Москвы от бродячих животных. Вероятно, превратив своего героя в начальника подотдела Московского Коммунального Хозяйства, Булгаков недобрым словом поминал свою вынужденную службу во владикавказском подотделе искусств и московском Лито (литературном отделе Главполитпросвета). Шариков становится общественно опасен, науськиваемый председателем домкома Швондером против своего создателя – профессора Преображенского, пишет доносы на него, а в конце даже грозит револьвером. Профессору не остается ничего другого, как вернуть новоявленного монстра в первобытное собачье состояние. Если в “Роковых яйцах” был сделан неутешительный вывод насчет возможности реализации в России социалистической идеи при существующем уровне культуры и просвещения, то в С. с. пародируются попытки большевиков сотворить нового человека, призванного стать строителем коммунистического общества. В работе “На пиру богов”, вышедшей в Киеве 1918 г., философ, богослов и публицист С. Н. Булгаков заметил:
“Признаюсь вам, что товарищи кажутся мне иногда существами, вовсе лишенными духа и обладающими только низшими душевными способностями, особой разновидностью дарвиновских обезьян – Homo socialisticus”. Автор С. с. в образе Шарикова эту идею материализовал, учтя, вероятно, и сообщение писателя и литературоведа Виктора Борисовича Шкловского (1893-1984), прототипа Шполянского в “Белой гвардии”, приводившего в мемуарном “Сентиментальном путешествии” (1923) слухи, циркулировавшие в Киеве в начале 1919 г.: “Рассказывали, что англичане – рассказывали это люди не больные – что англичане уже высадили в Баку стада обезьян, обученных всем правилам военного строя. Рассказывали, что этих обезьян нельзя распропагандировать, что идут они в атаки без страха, что они победят большевиков”. Вероятно, эти слухи могли быть простым развитием в воображении образа “особой разновидности дарвиновских обезьян”. Булгаков же ранее использовал свидетельство В. Б. Шкловского, когда описал в “Роковых яйцах” поход гадов на красную Москву.
Автор С. с. предвидел, что Шариковы легко могут сжить со свету не только Преображенских, но и Швондеров. Сила Полиграфа Полиграфовича – в его девственности в отношении совести и культуры. Профессор Преображенский грустно пророчествует, что в будущем найдется кто-то, кто натравит Шарикова на Швондера, как сегодня председатель домкома натравливает его на Филиппа Филипповича. Писатель как бы предсказал кровавые чистки 30-х годов уже среди самих коммунистов, когда одни швондеры карали других, менее удачливых. Швондер в С. с. – мрачное, хотя и не лишенное комизма олицетворение низшего уровня тоталитарной власти – управдома, открывает большую галерею подобных героев в булгаковском творчестве, таких как Аллилуйя (Портупея) в “Зойкиной квартире”, Бунша в “Блаженстве” и “Иване Васильевиче”, Никанор Иванович Босой в “Мастере и Маргарите”.
Операцию над Шариком профессор со священнической фамилией Преображенский делает во второй половине дня 23 декабря, а очеловечивание пса завершается в ночь на 7 января, поскольку последнее упоминание о его собачьем облике в дневнике наблюдений, который ведет ассистент Борменталь, датировано 6 января. Таким образом, весь процесс превращения собаки в человека охватывает период с 24 декабря до 6 января, от католического до православного Сочельника. Происходит Преображение, только не Господне. Новый человек Шариков появляется на свет в ночь с 6-го на 7-е января – в православное Рождество. Но Полиграф Полиграфович – воплощение не Христа, а дьявола, взявший себе имя в честь вымышленного “святого” в новых советских “святцах”, предписывающих праздновать День полиграфиста. Шариков – в какой-то мере жертва полиграфической продукции – книг с изложением марксистских догм, которые дал ему читать Швондер. Оттуда “новый человек” вынес только тезис о примитивной уравниловке – “взять все да и поделить”. При последней его ссоре с Преображенским и Борменталем всячески подчеркивается связь Шарикова с потусторонними силами: “Какой-то нечистый дух вселился в Полиграфа Полиграфовича, очевидно, гибель уже караулила его и рок стоял у него за плечами. Он сам бросился в объятья неизбежного и гавкнул злобно и отрывисто:
– Да что такое в самом деле? Что я, управы, что ли, не найду на вас? Я на шестнадцати аршинах здесь сижу и буду сидеть!
– Убирайтесь из квартиры, – задушевно шепнул Филипп Филиппович.
Шариков сам пригласил свою смерть. Он поднял левую руку и показал Филиппу Филипповичу обкусанный с нестерпимым кошачьим запахом шиш. А затем правой рукой по адресу опасного Борменталя из кармана вынул револьвер”. Шиш – это стоящие дыбом “волосы” на голове у черта. Такие же волосы у Шарикова: “жесткие, как бы кустами на выкорчеванном поле”. Вооруженный револьвером Полиграф Полиграфович – это своеобразная иллюстрация знаменитого изречения итальянского мыслителя Никколо Макиавелли (1469-1527): “Все вооруженные пророки победили, а безоружные погибли”. Здесь Шариков – пародия на В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого и других большевиков, которые военной силой обеспечили торжество своего учения в России. Кстати, три тома посмертной биографии Троцкого, написанной его последователем Исааком Дойчером (1906-1967), так и назывались: “Вооруженный пророк”, “Разоруженный пророк”, “Изгнанный пророк”(1954-1963). Булгаковский герой – пророк не Бога, а дьявола. Однако только в фантастической действительности С. с. его удается обезоружить и путем сложной хирургической операции привести в первичный вид – доброго и милого пса Шарика, который ненавидит только котов и дворников. В реальности большевиков никто разоружить не смог.
Прототипом профессора Филиппа Филипповича Преображенского, равно как и одним из прототипов профессора Персикова в “Роковых яйцах”, послужил дядя Булгакова, брат матери Николай Михайлович Покровский (1868-1941), врач-гинеколог. Его квартира по адресу Пречистенка, 24 (или Чистый переулок, 1) в деталях совпадает с описанием квартиры Преображенского в С. с. Интересно, что в адресе прототипа названия улиц связаны с христианской традицией, а его фамилия (в честь праздника Покрова) соответствуют фамилии персонажа, связанной с праздником Преображения Господня. Сохранилось колоритное описание Н. М. Покровского в воспоминаниях первой жены Булгакова Т. Н. Лаппа: “...Я как начала читать (С. с. – Б. С.) – сразу догадалась, что это он. Такой же сердитый, напевал всегда что-то, ноздри раздувались, усы такие же пышные были. Вообще, он симпатичный был. Он тогда на Михаила очень обиделся за это. Собака у него была одно время, доберман-пинчер”. Мемуаристка также отметила, что “Николай Михайлович долго не женился, но очень любил ухаживать за женщинами”. Возможно, это обстоятельство побудило Булгакова заставить в С. с. холостяка Преображенского заниматься операциями по омоложению жаждущих любовных похождений стареющих дам и кавалеров. Н. М. Покровского вспоминает и вторая жена Булгакова Л. Е. Белозерская: “Он отличался вспыльчивым и непокладистым характером, что дало повод пошутить одной из племянниц: “На дядю Колю не угодишь, он говорит: не смей рожать и не смей делать аборт””. Покровский пользовал всех многочисленных родственников, в том числе делал аборт Т. Н. Лаппа в конце 1916 или начале 1917 г., когда Булгаковы жили в селе Никольское в Смоленской губернии.
В ранних редакциях С. с. среди пациентов Преображенского угадывались вполне конкретные лица. Так, упоминаемый пожилой дамой ее неистовый любовник Мориц – это хороший знакомый Булгакова В. Э. Мориц (1890-1972), искусствовед, работавший в Государственной Академии Художественных Наук (ГАХН) и пользовавшийся большим успехом у дам. В частности, первая жена булгаковского друга Н. Н. Лямина Александра Сергеевна Лямина (урожденная Прохорова), дочь известного купца, ушла от мужа к Морицу. В 1930 г. В. Э. Мориц был арестован по обвинению в создании вместе с хорошо знакомым Булгакову философом Г. Г. Шпетом (1879-1937) в ГАХН “крепкой цитадели идеализма”, сослан в Котлас, а после возвращения из ссылки благополучно преподавал мастерство актера в Театральном училище им. М. С. Щепкина. В позднейшей редакции фамилия Мориц заменена на Альфонс. Эпизод же с “известным общественным деятелем”, воспылавшим страстью к четырнадцатилетней девочке, в первой редакции был снабжен такими прозрачными подробностями, что по-настоящему испугал Н. С. Ангарского: “... Взволнованный голос тявкнул над головой:
– Я известный общественный деятель, профессор! Что же теперь делать?
– Господа! – возмущенно кричал Филипп Филиппович, – нельзя же так! Нужно сдерживать себя. Сколько ей лет?
– Четырнадцать, профессор... Вы понимаете, огласка погубит меня. На днях я должен получить командировку в Лондон.
– Да ведь я же не юрист, голубчик... Ну, подождите два года и женитесь на ней.
– Женат я, профессор!
– Ах, господа, господа!..” Н. С. Ангарский фразу насчет командировки в Лондон зачеркнул красным, а весь эпизод отметил синим карандашом, дважды расписавшись на полях. В результате в последующей редакции “известный общественный деятель” был заменен на “Я слишком известен в Москве...”, а командировка в Лондон превратилась в просто “заграничную командировку”. Дело в том, что слова об общественном деятеле и Лондоне делали прототип легко опознаваемым. До весны 1925 г. из видных деятелей Коммунистической партии в британскую столицу ездили только двое. Первый – Леонид Борисович Красин (1870-1926), с 1920 г. – нарком внешней торговли и одновременно полпред и торгпред в Англии, с 1924 г. ставший полпредом во Франции. Второй – Христиан Георгиевич Раковский (1873-1941), бывший глава Совнаркома Украины, сменивший Красина на посту полпреда в Лондоне в начале 1924 г. Действие С. с. происходит зимой 1924-1925 гг., когда полпредом в Англии был Раковский, который, вероятно, и послужил прототипом развратника в С. с. В дневниковой записи в ночь на 21 декабря 1924 г. в связи с охлаждением англо-советских отношений после обнародования письма Г. Е. Зиновьева (Радомышельского-Апфельбаума) (1883-1936), тогдашнего главы Коминтерна, Булгаков упомянул и Раковского: “Знаменитое письмо Зиновьева, содержащее в себе недвусмысленные призывы к возмущению рабочих и войск в Англии, – не только министерством иностранных дел, но и всей Англией, по-видимому, безоговорочно признано подлинным. С Англией покончено.
Тупые и медленные англичане, хоть и с опозданием, но все же начинают соображать о том, что в Москве, Раковском и курьерах, приезжающих с запечатанными пакетами, таится некая, весьма грозная опасность разложения Британии”.
По всей видимости, амурные утехи Раковского порождали в Москве слухи, и в образе пожилого развратника – любителя несовершеннолетних, восходящего к конкретному прототипу, Булгаков стремился продемонстрировать моральное разложение того, кто призван был работать на разложение “старой доброй Англии”. Устами Филиппа Филипповича автор выражал удивление невероятному сластолюбию большевистских вождей. Любовные похождения многих из них, в частности, “всесоюзного старосты” М. И. Калинина (1875-1946) и секретаря ЦИКа. С. Енукидзе (1877-1937), не были тайной для московской интеллигенции в 20-е годы.
В ранней редакции С. с. более крамольно читалось и заявление профессора Преображенского о том, что калоши из прихожей “исчезли в апреле 1917 г.”, – намек на возвращение в Россию В. И. Ленина и его “Апрельские тезисы”, как первопричину всех бед, случившихся в России. В следующей редакции апрель был заменен по цензурным соображениям на март 1917 г. и источником всех бедствий как бы стала Февральская революция, хотя к завоеваниям этой революции Булгаков, кажется, относился положительно: в пьесе “Сыновья муллы” она показана как благо. Вероятно, деятельность большевиков автор С. с. считал направленной на ликвидацию демократических завоеваний Февраля.
Знаменитый монолог Филиппа Филипповича о разрухе: “Это – мираж, дым, фикция!.. Что такое это ваша “разруха”? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует! Что вы подразумеваете под этим словом? Это вот что: если я, вместо того чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, ходя в уборную, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной получится разруха. Следовательно, разруха сидит не в клозетах, а в головах”, – имеет один вполне конкретный источник. В начале 20-х годов в московской Мастерской коммунистической драматургии была поставлена одноактная пьеса Валерия Язвицкого (1883-1957) “Кто виноват?” (“Разруха”), где главным действующим лицом была древняя скрюченная старуха в лохмотьях по имени Разруха, мешающая жить семье пролетария. Советская пропаганда действительно делала из разрухи какую-то мифическую неуловимую злодейку, стремясь скрыть, что первопричина – в политике большевиков, в военном коммунизме, а также в том, что люди отвыкли честно и качественно работать и не имеют стимулов к труду. Единственным лекарством против разрухи Преображенский (и с ним Булгаков) признает обеспечение порядка, когда каждый может заниматься своим делом: “Городовой! Это и только это! И совершенно неважно – будет ли он с бляхой или же в красном кепи. Поставить городового рядом с каждым человеком и заставить этого городового умерить вокальные порывы наших граждан. Я вам скажу... что ничто не изменится к лучшему в нашем доме, да и во всяком другом доме, до тех пор, пока не усмирите этих певцов! Лишь только они прекратят свои концерты, положение само собой изменится к лучшему!”. Любителей хорового пения в рабочее время Булгаков наказал в романе “Мастер и Маргарита”, где служащих Зрелищной комиссии заставляет безостановочно петь бывший регент Коровьев-Фагот. Милиционер как символ порядка возникает в фельетоне “Столица в блокноте” (1922-1923). Миф же разрухи оказывается соотносим с мифом С. В. Петлюры в “Белой гвардии”, где бывшего бухгалтера Булгаков корит за то, что тот в конечном счете занялся не своим делом – стал “головным атаманом” эфемерного, по мнению писателя, Украинского государства. В романе монолог Алексея Турбина, где он призывает к борьбе с большевиками во имя восстановления порядка, соотносим с монологом Преображенского и вызывает сходную с ним реакцию. Брат Николка замечает, что “Алексей незаменимый на митинге человек, оратор”. Шарик же думает о вошедшем в ораторский азарт Филиппе Филипповиче: “Он бы прямо на митингах мог деньги зарабатывать...”
Само название “Собачье сердце” взято из трактирного куплета, помещенного в книге А. В. Лейферта “Балаганы” (1922):
“...На второе пирог – / Начинка из лягушачьих ног, /С луком, перцем / Да с собачьим сердцем”. Такое название может быть соотнесено с прошлой жизнью Клима Чугункина, зарабатывавшего на жизнь игрой на балалайке в трактирах (по иронии судьбы, этим же зарабатывал себе на жизнь в эмиграции брат автора С. с. И. А. Булгаков).
С. с. предполагалось инсценировать во МХАТе. 2 марта 1926 г. Булгаков заключил с театром соответствующий договор, который, в связи с цензурным запретом С. с., был расторгнут 19 апреля 1927 г.
В С. с. есть конкретные приметы времени действия – с декабря 1924 г. по март 1925 г. В эпилоге повести говорится о мартовском тумане, от которого страдал головными болями вновь обретший свою собачью ипостась Шарик, а программа московских цирков, которую изучает Преображенский на предмет наличия в них противопоказанных Шарику номеров с котами (“У Соломоновского... четыре каких-то... юссемс и человек мертвой точки... У Никитина... слоны и предел человеческой ловкости”) точно соответствует реальным обстоятельствам начала 1925 г. Именно тогда в 1-м Госцирке на Цветном бульваре, 13 (б. А. Саламонского) и 2-м Госцирке на Б. Садовой, 18 (б. А. Никитина) гастролировали воздушные гимнасты “Четыре Юссемс” и эквилибрист Этон, номер которого назывался “Человек на мертвой точке”. Отметим, что точная временная приуроченность характерна не только для С. с., но и для других булгаковских произведений – повести “Роковые яйца”, пьесы “Блаженство”, романа “Мастер и Маргарита”.
По некоторым данным, еще при жизни Булгакова С. с. распространялось в самиздате. Анонимная корреспондентка в письме 9 марта 1936 г., когда после публикации критической статьи в “Правде” стало неизбежным снятие со сцены “Кабалы святош”, ободряя Булгакова, сообщала ему, что многое, “что пишется Вами, а м. б. и приписывается, переписывается и передается, так, например, вариант окончания повести “Роковые яйца” и повесть “Собачье сердце””. Также и известный литературовед Разумник Васильевич Иванов-Разумник (Иванов) (1878-1946) в книге мемуарных очерков “Писательские судьбы” (1951) отмечал:
“Спохватившись слишком поздно, цензура решила впредь не пропускать ни единой печатной строчки этого “неуместного сатирика” (так выразился о М. Булгакове некий тип, на цензурной заставе команду имеющий). С тех пор рассказы и повести его запрещались (читал я в рукописи очень остроумную его повесть “Шарик”)...” Здесь под “Шариком” явно имеется в виду С. с.
В ноябре 1988 года на ЦТ состоялась премьера фильма В. Бортко «Собачье сердце». Съёмки проходили в Ленинграде, во внутренних проездах Апраксина двора, где сохранился колорит начала ХХ века…
Некоторые сцены снимали во дворах-колодцах на Лиговском проспекте и Обводном канале. Для стилизации картины под фильмы 20-х годов Владимир Бортко использовал фильтр «сепия» (по названию светло-коричневого красящего вещества)…
Известно, что на роль профессора Преображенского пробовались М. Ульянов, Л. Броневой, Юрий Яковлев и другие актёры. Однако выбор режиссёра остановился на Евгении Евстигнееве.
Сын актера в одном из интервью рассказывал о съемках следующее:
«Этот фильм возник в жизни отца очень вовремя и буквально спас его. Папа переживал сложный период, когда во МХАТе его отправили на пенсию. Трудно соглашаясь на работу в «Собачьем сердце», он потом просто жил ею. Что было на площадке, я не знаю, но он постоянно говорил о своей роли, что-то наигрывал, показывал какие-то сцены… В тот момент картина стала для него опорой».
На роль Шарикова было восемь претендентов, в том числе В. Носик, А. Жарков и Н. Караченцов. Но после проб выбор пал на колоритного Владимира Толоконникова.
Другими замечательными актерами, снявшимися как в крупных, так и в эпизодических ролях, были Н. Русланова, Б. Плотников, С. Филиппов, Р. Карцев.
В роли Шарика снимали собаку по кличке Карай (выбирали из 20 претендентов). Пёс состоял на службе в милиции и к началу съёмок у него на счету было 38 задержаний. В фильме раскрылся и «актёрский талант» пса - после «Собачьего сердца» Карай снялся ещё в четырёх картинах.
В фильме множество отсылок к другим произведениям Булгакова: профессор Персиков из произведения «Роковые яйца», рассказ дворника, прочитавшего два тома словаря Брокгауза и Эфрона - цитата из рассказа «Самоцветный быт», сцена с соседями профессора, занимающимися столоверчением - из рассказа «Спиритический сеанс» и т.д.
О съемках также известно, что режиссёр Бортко снялся в эпизодической роли зеваки в Обуховом переулке. Кадры в фильме, где якобы представлена документальная хроника с участием трамвая, были сняты специально для «Собачьего сердца». Консультировал картину академик АМН СССР и руководитель диабетологической клиники института эндокринологии и обмена веществ Минздрава СССР Ефимов А.С.
После премьеры на фильм обрушилась критика. В. Бортко вспоминает:
«Я открыл газеты и обомлел. За достоверность цитат не ручаюсь, но можно поднять архив, и вы убедитесь, что я близок к тексту… Там было написано примерно следующее: «Такого дерьма, как «Собачье сердце», никто отродясь не снимал. Режиссёру за это надо отрубить не только руки, но и ноги и сбросить с моста».
Но я все-таки уцелел. Чувствовал, что все сделал правильно. За границей нас приняли благосклонно… А через два года после выхода «Собачьего сердца» на экран мне и Евгению Евстигнееву вручили Госпремию».
Кроме этого, фильм был награжден за лучшую операторскую работу, получил Гран-при международного фестиваль Prix Italia в номинации «Игровое кино» и несколько раз получал призы за режиссуру.
Повесть Михаила Булгакова была написана в 1925 году, но из-за острой сатиры и уже существующих сложностей писателя с властями опубликовать её не было возможности. Почти тридцать лет она распространялась только через самиздат, а официально увидела свет в 1968 году - её напечатали в русскоязычных журналах Франкфурта и Лондона.
В СССР появилась возможность опубликовать повесть только в 1987 году - она вышла на страницах журнала «Знамя», а уже на следующий год Владимир Бортко представил зрителям экранизацию произведения.
Фильм Владимира Бортко стал второй экранизацией «Собачьего сердца». Первый фильм по повести Михаила Булгакова сняли итальянские и немецкие кинематографисты в 1976 году. Итальянцы сохранили оригинальное название, а в немецкий прокат фильм вышел под названием «Почему лает господин Бобиков?» - Шарикова в этом фильме переименовали, да и вообще во многом сместили акценты. Профессора Преображенского сыграл известный актёр Макс фон Сюдов, а Бобикова - начинающий итальянский комик Коки Понцони.
На роль профессора Преображенского пробовались Леонид Броневой, Михаил Ульянов, Юрий Яковлев и Владислав Стржельчик, но лучше всего образ получился у Евгения Евстигнеева. По словам режиссёра, все были прекрасны, но у Евстигнеева профессор получился не только гениальным, но и самым проникновенным. Для консультации актёров на съёмочную площадку пригласили одного из руководителей института эндокринологии и обмена веществ Минздрава СССР.
Исполнителя роли Шарикова искали очень долго. Режиссёр не был до конца доволен ни одним из основных восьми кандидатов, среди которых были Николай Караченцов и Алексей Жарков, но тут ему принесли фотографию актёра алма-атинского Театра русской драмы Владимира Толоконникова. Фамилия актёра никому ничего не говорила, но его пригласили на пробы, где он с блеском отыграл сцену с ужином в профессорском доме и был утверждён. Интересно, что в то же время он получил роль Шарикова и в постановке своего театра.
Владимир Бортко «привёл» в фильм персонажей и других булгаковских произведений. Профессор Персиков, осматривающий Шарика - герой повести «Роковые яйца», прорицательница из цирка - персонаж рассказа «Мадмазель Жанна», сцена столоверчения взята из рассказа «Спиритический сеанс», эпизод про сестёр-близняшек Клару и Розу - из фельетона «Золотые корреспонденции Ферапонта Ферапонтовича Капорцева».
Собаку Шарика сыграл милицейский пес Карай, которого выбрали среди двадцати претендентов. Для того, чтобы ухоженному псу придать бродячий вид, шерсть обмазали желатином и нарисовали на боку ожог. «Собачье сердце» стало для собаки дебютом, но Карай оказался талантливым актёром и ещё не раз появлялся на экранах.
После премьеры на режиссёра обрушились критики. Он вспоминает, что в газетах не скупились на слова: «Там было написано примерно следующее: „Такого дерьма, как „Собачье сердце“, никто отродясь не снимал. Режиссёру за это надо отрубить не только руки, но и ноги и сбросить с моста“. Но я всё-таки уцелел». Вопреки критикам, через два года после выхода фильма Владимиру Бортко и Евгению Евстигнееву вручили Госпремию… Кстати, Владимир Бортко снялся в эпизоде фильма - он играет прохожего в Обуховском переулке, опровергающего слухи о марсианах.
Подобрать удобный для чтения размер шрифта:
Год написания повести : 1925 год
Первая публикация : в журналах «Грани» (Франкфурт) и «Студент» (Лондон) в 1968 году практически одновременно.
Впервые в Советском Союзе повесть Собачье сердце опубликована в 1987 году и с того времени переиздавалась многократно.
В качестве прототипов литературного персонажа профессора Ф. Ф. Преображенского называются несколько реальных медиков. Это - дядя Булгакова врач-гинеколог Николай Покровский, хирург Сергей Воронов. Кроме того, в качестве прототипов называют ряд известных современников автора - учёного Бехтерева, физиолога Павлова и основателя Советского государства Ленина.
Повесть Михаила Булгакова Собачье сердце мы считаем вторым по значимости произведением после Мастера и Маргариты…
Профессор медицины, выдающийся хирург, Филипп Филиппович Преображенский , сумел достичь в 1924-м году, в Москве великолепных результатов в омоложении человека. Он вознамерился продолжить медицинские исследования и решился небывалый эксперимент - провести операцию собаке по пересадке гипофиза человека. В качестве подопытного был выбран бездомный пёс, по кличке «Шарик», которого профессор подобрал на улице. Пес оказался в просторной квартире, его хорошо кормили, за ним ухаживали. У Шарика сформировалась мысль, что он особенный… Донорские органы, которые достались Шарику на операции, принадлежали погибшему в драке Климу Чугункину, вору, дебоширу и алкоголику.
Эксперимент удался, результаты превзошли самые смелые ожидания. У собаки вытягивались конечности, пес лишился шерсти, появилась способность произносить сначала звуки, затем слова, а позднее и полноценная речь… Пес начинал походить на человека внешне… Москва наполнилась слухами о чудесных превращениях, творящихся в лаборатории профессора Преображенского. Но очень скоро профессору пришлось сожалеть о содеянном. Шарик унаследовал от Клима Чугункина все самые неприятные привычки, он получил не только физическое, но и психологическое очеловечивание. Полиграф Полиграфович Шариков (это имя он дал себе сам) обнаружил в себе пристрастие к жуткому сквернословию, пьянству, блуду, воровству, тщеславию, кабацким кутежам и рассуждениям про пролетарскую идею. Шариков устраивается на должность руководителя отдела очистки города от бездомных животных. Помощь ему в этом оказал председатель домкома Швондер, который надеялся таким образом, с помощью Шарикова выжить профессора Преображенского из большой квартиры.
Работа очень нравится Шарикову, за ним ежедневно приезжает служебный автомобиль, прислуга профессора относится к нему с подобострастием, и он не чувствует себя обязанным профессору Преображенскому и доктору Борменталю, которые все ещё пытаются сделать из Шарикова человека, прививая ему основы культурной жизни. Он, как злая собака, получает удовольствие от убийства бездомных котов, но по словам профессора Преображенского, «коты - это временное». Шариков привел в квартиру профессора молодую девушку, принятую им на работу от которой он скрыл свою биографию. Девушка узнает от профессора правду о происхождении Шарикова и отказывается от ухаживаний Полиграфа Полиграфовича - и тогда он угрожает её уволить. Доктор Борменталь вступается за девушку…
После многочисленных злоключений Шарикова, доктор Борменталь вместе с профессором Преображенским проводят новую операцию, возвращая Шарикову исходный облик. Пёс ничего не помнит из того, что он творил в человеческом облике, он остается жить в квартире Филиппа Филипповича Преображенского.
Приятного вам чтения!
Настолько проникся булгаковским настроением, что с самого начала знал, что это будет черно-белый фильм: режиссер полагал, что только так картина сможет передать колорит эпохи. Во время съемок использовался фильтр «сепия», а некоторые кадры были стилизованы под кинохронику начала XX века.
Михаил Булгаков написал повесть «Собачье сердце» в 1925 году, и вплоть до перестройки она была известна исключительно в самиздате, хотя за рубежом была опубликована в 1968 году. Первая публикация произведения в СССР состоялась в 1987 году в журнале «Знамя», и практически сразу возникла идея ее экранизации.
На роли в будущем фильме буквально выстроилась очередь из самых знаменитых артистов того времени. Так, на роль профессора Преображенского пробовались Леонид Броневой , Михаил Ульянов , Юрий Яковлев и Владислав Стржельчик , но она досталась Евгению Евстигнееву . И хотя даже повести перед съемками он не прочел, Евстигнеев был настолько убедителен в роли профессора, что не оставил никаких шансов остальным претендентам.
Актерский состав
На роль Шарикова, помимо Владимира Толоконникова, претендовал Николай Караченцов . Но Толоконников очень эффектно произнес свой легендарный тост «Желаю, чтобы все!» - и режиссер потом вспоминал: «Володя убил меня в тот же миг, как сделал глоток водки. Он так убедительно хмыкнул, так хищно дернулся его кадык, что я утвердил его не колеблясь».
На роль Швондера вместе с Романом Карцевым пробовался известный комедийный актер Семен Фарада , однако, по убеждению Бортко, Фараде не хватило именно трагичности образа, его амплуа было слишком веселым, а образ Швондера требовал смеха пополам со слезами.
Не меньше оказалось претендентов и на роль собаки. И прежде чем на съемочную площадку попал беспородный пес по кличке Карай, режиссер отсмотрел более 20 известных и не очень дрессированных и умных собак. Для Карая же фильм «Собачье сердце» стал дебютом, и впоследствии он снялся еще в нескольких известных картинах.
Кадр из фильма «Собачье сердце» (1988)
Кадр из фильма «Собачье сердце» (1988)
Москву было решено снимать в Северной столице. Декораторы и художники потратили немало сил на то, чтобы найти в Ленинграде улицы, похожие на московские. Но и эта задача была выполнена: Пречистенка, где встретились Шариков и профессор, снималась на Боровой улице; дом Преображенского в Обуховом переулке - на Моховой; прочие натурные съемки проходили на Преображенской площади, улице Рылеева, в Дегтярном переулке и на других улицах Ленинграда. Для съемок эпизодов в синематографе группа приехала в кинотеатр «Знамя», и смеющаяся публика в кадре фильма - это посетители кинотеатра, которые смотрели картину «Праздник Нептуна».
Награды
Фильм вызвал массу отзывов и рецензий - от хвалебных до возмущенных, но не было только равнодушных людей. Премьера состоялась ровно через год после публикации повести, в ноябре 1988 года, а в 1989 году фильм «Собачье сердце» был удостоен приза «Золотой экран» на Международном кинофестивале в Варшаве (Польша) и Гран-при на международных фестивалях телевизионных фильмов в Душанбе и в Перудже (Италия). В 1990 году режиссер картины Владимир Бортко и Евгений Евстигнеев, исполнивший роль профессора Преображенского, стали лауреатами Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых.
Лекция о фильме «Собачье сердце»
Лекторы: кинокритик Максим Семенов, актриса Ирина Лачина, актер Семен Трескунов, киновед Давид Шнейдеров, актриса Лукерья Ильяшенко.
